Сердце дьявола - Страница 62

— Изиняюсь, — выдавил через губу слесарь и икнул еще раз.

— Похоже, никого нет дома, — повернувшись, сообщил участковый. — Был бы дома — откликнулся бы. Всегда откликался.

— Ну что, товарищи? — работник РЭУ ожесточенно тряхнул белыми, чисто выбритыми брылями. — Будем ломать?

— Л-ломать — здоровью вредить, — нетрезво выдал философскую квинтэссенцию происходящего слесарь. И, поскольку все дружно повернулись к нему, добавил поспешно: — Изиняюсь.

— Действительно, — прогудел участковый. — Чего ждать-то? Тем более и ордер у товарищей из прокуратуры имеется. Шуму вот только много будет, — и, указав на обшарпанную дверь, через площадку от баевской, сообщил доверительно: — Старуха Вострякова снова жаловаться будет. Я к ней почитай каждый божий день бегаю. Все жалуется, жалуется.

— Ничего, — благоволяще кивнул представитель РЭУ. — С гражданкой Востряковой мы уладим. — И, тяжело уставившись на слесаря, скомандовал: — Ломай.

— Ломай, ломай, — мстительно подхватили понятые.

— Поэл. Слесарь вытащил из-под полы телогрейки топор и, покачиваясь, шагнул к двери. Вид у него был такой, словно он намеревался кинуться с этим топором на танк. Выглядело очень патриотично. Вставив лезвие между косяком и створкой, слесарь что было сил потянул за топорище. Из каких, собственно, соображений он исходил, решив тянуть, а не нажимать, так и осталось для всех загадкой. На лице выпивохи отразилось нечеловеческое напряжение. В эту секунду слесарь выглядел атлантом, товарищи которого ушли на перекур. Затрещало дерево. Участковый всем телом подался вперед, чтобы получше рассмотреть плоды титанических слесарных усилий. Дальше произошло непредвиденное. Со словами: «А коробочка-то дубовая, изиняюсь», — слесарь налег на топорище. Лезвие выскользнуло из щели, и покрытый ржавчиной обушок смачно впечатался участковому точно промеж глаз. Тот, заливаясь кровью, рухнул как подкошенный. Форменная кокардистая шапка свалилась с головы, прочертила в воздухе дугу и покатилась вниз по ступенькам. Слесарь же, так и не сумев удержать равновесия, запрыгал на одной ноге по площадке, размахивая топором, словно боевой секирой. Присутствующие бодро рванули в разные стороны, пригибаясь, стараясь не угодить под зловеще свистящее в воздухе лезвие. Даже пятидесятилетние понятые молодецки помчались вверх по лестнице, прыгая сразу через три ступеньки. Один из «петровских» оперов поскользнулся на шапке участкового, плюхнулся на задницу и поехал вниз, охая на каждой пройденной ступеньке. Звучало это так, как будто кто-то строчил из пулемета. Слесарь сделал пару неуверенных шагов и, запнувшись о ноги уже лежащего участкового, рухнул спиной вперед, угодив аккурат в дверь востряковской квартиры. Под грубым натиском мешковатого, отягощенного топором тела дверь распахнулась настежь, и слесарь ураганом влетел в прихожую. Что-то опрокинулось с грохотом. Стоящий уже на следующем лестничном пролете сотрудник РЭУ прикрыл рот ладонью и, забыв о присутствующей в компании даме, тихо выдавил: «… твою мать». А из разгромленной прихожей донеслось невнятное слесарское: «Во поск-льзнулся-то. Изиняюсь». Саша быстро поднялся на площадку, опустился на одно колено рядом с раненым участковым, при этом невольно заглянув в востряковскую прихожую. О глобальности произведенных слесарем разрушений можно было судить по его изумленному: «Вот это да-а-а». У дальней стены прихожей громоздилась поваленная вешалка, обломки старой калошницы, раскуроченный в щепки телефонный столик и груда пропахших нафталином вещей. Из-под этой самой груды и показалась помятая физиономия. Завидев оперативника, «взломщик» сосредоточенно кивнул и серьезно сообщил:

— Не бзди, начальник. Ща все сделаем.

— Спасибо, ты меня утешил. А то я уж прямо и не знал, как нам быть, — пробормотал тот и принялся осматривать все еще лежащего участкового.

— Что с ним? — спросил, опасливо приближаясь, сотрудник РЭУ.

— Производственная травма. Нос сломан, а в остальном все нормально. Жить будет. Участковый замычал что-то нечленораздельное и, судя по тону, матерное. Мало-помалу на площадке собралась вся группа. Понятые потрясенно молчали. Стоящие пролетом ниже оперативники с Петровки сдавленно ржали в кулаки, даже не пытаясь сохранить приличествующий моменту траурный вид. Слесарь выбрался из груды старухиного барахла, с трудом поднялся на ноги и, покрепче ухватившись за топор, сообщил:

— Сь-кундочку. Уставившись на баевскую дверь, как бык на тореро, он с отчаянной обреченностью зашагал вперед. Весь его вид говорил о необычайной целеустремленности и полнейшей самоотдаче, невиданной даже во времена ударных трудовых пятилеток. Всем сразу стало ясно: если понадобится, слесарь сокрушит баевскую дверь заодно с домом.

— Стоп, стоп, стоп! — Волин перехватил выпивоху на середине пути. — Хватит, старина. Довольно. Еще не до конца оправившийся от полета, слесарь мутно посмотрел на собеседника и сурово поинтересовался:

— Д-маешь?

— Уверен. — Волин мягко изъял из рук выпивохи «инструмент», повернувшись к представителю РЭУ, поинтересовался: — Где вы раздобыли этого Терминатора? Аж зависть берет. Нам бы такого в группу захвата, — и добавил громко: — Полагаю, если этим займется кто-нибудь из менее заинтересованных лиц, получится гораздо быстрее и, что немаловажно, без потерь.

— Разрешите мне! — Пионеристый сержантик подхватил у Волина топор, подошел к двери и, сунув лезвие в щель, сказал: — А коробка-то, и правда, дубовая. В эту секунду из востряковской квартиры донесся истеричный визг, и на пороге возникла бесформенная фигура в белой комбинации и с седым пучком на голове. В руке старушка Вострякова держала сковороду. Пока представитель РЭУ увещевал бьющуюся в истерике пострадавшую, расписывая ей бесконечные блага абсолютно бесплатного ремонта, — за слесарский, разумеется, счет, — шустрый сержантик успел вскрыть дверь. Получилось у него это очень ловко. На уважительную похвалу Волина парнишка зарделся и сообщил: