— Нет, конечно, — ответил Волин, внезапно почувствовав глубинное бескрайнее спокойствие. — Но только после того, как вы ответите на один вопрос.
— Если он не входит в тайну следствия, — Пилюгин снова засмеялся.
— Откуда вам известно, что убитую девушку звали Алла Викентиевна Ладожская?
— Ну… — Пилюгин засмеялся еще искусственней, чем прежде. Он вообще был похож на оживший манекен. — Аркадий Николаевич, я не ожидал, что вы станете задавать подобные вопросы.
— А я стал, — Волин подобрался, словно перед дракой.
— Аркадий Николаевич, это некорректно.
— Вы будете отвечать или можно повесить трубку?
— Ну, если вы настаиваете…
— Настаиваю.
— Аркадий Николаевич, надеюсь, вы понимаете, у каждого свои источники информации. Иногда это неприятно осознавать, но… Наш начальник созвонился с вашим начальником. Дальше можно не объяснять?
— Да нет, Виктор Павлович, объяснять придется. Мой, как вы выразились, начальник не знал имени-фамилии убитой. Их вообще никто не знал, кроме меня и двоих сотрудников, работающих в группе. Данные Аллы Викентиевны Ладожской пока даже не приобщены к делу. Попробуйте-ка еще раз ткнуть пальцем в небо. Может быть, что-нибудь и получится. Пилюгин было хмыкнул, но осекся, сообразив внезапно, что собеседник назвал его по имени-отчеству, которых он не называл.
— Я вижу, мы с вами не нашли общего языка, — сухо сказал Пилюгин. — Очень жаль.
— А мне, представьте, ни капельки. Было бы куда хуже, если бы я нашел с вами общий язык.
— Ну что же, всего доброго, — по степени сухости голос Пилюгина можно было сравнить с каракумским песком. Да и то, сравнение оказалось бы не в пользу последнего.
— И вам, дорогой мой. И вам. Эти «сыскари» интересовали Волина все больше и больше. Он уже не сомневался, что троица каким-то образом привязана к данному делу. Ни с того ни с сего подобное любопытство не просыпается. Вопрос номер один: кто они? Вопрос номер два: откуда им известна фамилия Ладожской? Кто поставляет им информацию? В Саше и Леве Волин был уверен, как в себе. Лева вообще не горел желанием сдавать дело. Он жаждал вцепиться психопату в горло собственными руками. На этапе «зависа» «петровцы» не получили бы от него ни единой крупицы информации. Потом — да, выложил бы все, что знает и о чем догадывается. Но не сейчас. Смирнитский, конечно, не особенно рад «ишачить на дядю», но, раз уж приходится, делать это будет добросовестно. На все сто. Так что тут сыскарям тоже обломилось бы. Откуда же тогда у них сведения? Свидетель? Свидетель позвонил бы Волину. Номера телефонов-то в газете прокуратурские. Что же остается? А остается некто, знавший Ладожскую, почему-то не желающий «светиться» перед официальными властями. Звонок Пилюгина официальным уж точно никак нельзя назвать. Даже с большой натяжкой. Чем дальше, тем интереснее и интереснее. Вопрос номер три: как связано вчерашнее убийство двух алкоголиков спально-районного масштаба с маньяком-убийцей? И связано ли вообще? На кой ляд ему понадобилось убивать Веру и ее сожителя? Какую опасность могли представлять для него алкаши? Допустим, Вера его знала. Откуда? Крутой мужик, выпивающий на «блатхате» вместе с пропитыми синюшными ханыгами? В понимании Волина это как-то плохо увязывалось со сложившимся уже образом убийцы. Не стал бы этот парень пить с кем ни попадя. Не тот калибр. Почему же убил? Хотя, может быть, это и не он вовсе. Но тогда зачем приезжали сыскари? Спутали «почерк»? Какой там «почерк»? Несчастный случай, чистейшей воды. Бытовое отравление. При чем тут маньяк? У Волина голова пошла кругом от всей этой канители. Никак не желали «увязываться» многочисленные «хвосты». Ладно, подумал он. Подождем. Послушаем, что выяснит Соев.
Бухгалтерия службы «777» располагалась в небольшой комнатке. Четыре стола, стоящих почти вплотную друг к другу, стеллажи, заваленные папками, на корешках которых значилось: «Договоры», «Счета», «Баланс» и еще два десятка бирок, малопонятных простому смертному. Стопки справочников, касающихся законодательства и налогообложения. За столами чинно восседали три дамы, на лицах которых давно осела «бумажная пыль», и круглолицый очкарик лет двадцати пяти. Парень явно скучал, грыз ручку, смотрел в окно. Дамы самозабвенно гоняли чаи. Очевидно, Леве посчастливилось попасть в обеденный перерыв. Директор «777», румяный, пышущий здоровьем и оптимизмом толстяк, Сергей Сергеевич Каляев, обвел кабинет рукой.
— Вот. Это и есть наша бухгалтерия. Сказал так, словно хвастал: «А это наши угодья. Пшеничка нынче уродилася — загляденье».
— Я понял, — спокойно ответил Лева и добавил, обращаясь ко всем присутствующим: — Здравствуйте. Дамы механически повернули головы на звук. Напоминали они древних черепах, которым между шейными позвонками насыпали канифоль. Неживые какие-то были дамы. Странные. Парень прекратил глодать ручку, сонно посмотрел на Леву, кивнул:
— Добрый день. Следом за ним кивнули и дамы. Дружно, в унисон. Странно, но нафталин из причесок не посыпался и позвонки не заскрипели.
— Товарищ, можно сказать, из органов, — вещал в это время Каляев. — Ему необходимо что-то уточнить. Для дела. Попрошу оказать всяческую помощь. И улыбнулся персонально Леве, словно бы спрашивая: «Хорошо? Больше ничего не нужно? Стоит вам мигнуть — и сразу все будет».
— Только не «можно сказать», а из органов, — поправил Лева. На лицах бухгалтерских барышень зацвели квелые улыбки. Атрофия лицевых мышц — побочный эффект долгой канцелярской работы. Отучаются люди полноценно улыбаться. Ничего с этим не поделаешь. «Ручкогрыз» тоже уставился на визитера. Без симпатии, впрочем. Просто как на средство скоротать безумно нудный рабочий день.